Это какая-то атрофия нервов, тотальное равнодушие. Мир сходит с ума,
интернет обсуждает события международной политики, кипят заочные
баталии и свечи на аватарках сменяются флагами. А я сижу в аэропорту, обняв
сумку, слушаю объявления на чужом языке. Очень хочется спать. И кофе. И
промолчать ближайшие пару суток. Я – за глухой стеной. Долетающие до меня
новости из внешнего мира – как объявления на чужом языке: просто фон. Я
думаю о том, как держала на руках мальчика с ДЦП, который не сидит, не
ходит, не говорит – результат врачебной ошибки. Я думаю о том, как
подтверждала шизофрению у ребенка – а мама слушала, и думала, что
держится, и улыбалась, и совершенно не замечала, как текут по щекам слезы –
из совершенно помертвевших глаз. Я думала о тех, кого держала за руки,
обнимала, повторяла в сотый раз: “Вы сможете! Ваш ребенок сможет! Вы
справитесь!” А внутри все обрывалось от боли, сочувствия, собственного
бессилия предложить быстрое и простое решение. Я думала о том, что моему
ученику два года назад поставили диагноз миопатия Дюшенна, а я до сих пор,
когда рассказываю про этот случай на встречах с родителями особых детей, не
могу взять себя в руки и сделать так, чтобы не дрожал голос и не намокали
ресницы. Вот это меня волнует. Это осознается по-настоящему значимым. А
то, что происходит в остальном мире – мимо. У меня тотальная атрофия
нервов. У меня своя война каждый день. И только победа в ней – или хотя бы
ничья – имеет значение. Это не хорошо, это не плохо. Это просто моя жизнь –
в коконе тотального равнодушия.
Автор статьи: Наталья Керре